Вот он, опять, - этот дурной сон. Я - голый, неловко накрытый короткой простыней. В лифт набилось народу, потому что ланч и никто уже запрет на проезд зайцем в грузовых лифтах и соблюдать не думает. Ведь нужно успеть все за короткий, как жизнь бабочки, академический час, за сорок пять академических минут, в каждой из которых по сорок пять секунд и еще покурить в специально отведенной для курения зоне, где трава, как гусиными какашками, усыпана окурками. Триста человек за раз может взять циклопической мощности с кабиной, размером с однокомнатную хрущевскую квартиру, американский лифт. Я лежу в окружении этих трехсот, и они смотрят на меня сверху вниз, как сумевшие пробиться к гробу в первый ряд зеваки. Один, два три, четыре. Все выходят на четвертом , где буфет, а меня на семнадцатый самый верхний, там операционная.
Почему операционная на самом верхнем этаже я понял в последний момент, когда анастезиолог вбрызнул что-то в трубку присоединенную прямо к вене. Понял и сразу же забыл...
